Этот сайт поддерживает версию для незрячих и слабовидящих

367

Психология в моей жизни
(вместо послесловия)1

В. Б. Как Вы пришли в психологию?

В. Р. Это сложный вопрос! Я по своему базовому образованию физик-теоретик.

Закончил МИФИ в 1972 г., но где-то уже в 1970 году твердо знал, что свою профессию поменяю. И это вызвано было тем, что в один прекрасный момент я задал себе вопрос не о том что делают физики, а о том, как они это делают. Я начал усиленно заниматься философией, философией познания прежде всего, а потом перешел к проблемам интуиции, к проблемам соотношения веры, сознания, воли, потому что все, что я читал, например, у Бора, у Планка, у Энштейна (у них или о них), а также у наших замечательных физиков, — все говорило о том, что существуют какие-то тайные процессы, которые приводят человека к открытию. Фактически проблема открытия привела меня к психологии, как к той науке, которая должна ответить на вопрос, как происходят процессы, связанные с решением сложнейших задач предвидения, прогнозирования, того, что может составлять теорию, научную теорию.

Я понял, что должен закончить с физикой, хотя я очень хорошо учился, и заняться психологией. Но тут была еще одна счастливая случайность, которую как-то жизнь сама преподнесла. Это, конечно, моя встреча с Эвальдом Васильевичем Ильенковым.

Мои поиски философии сомкнулись с его работами того времени, а также с идеями и работами Анатолия Сергеевича Арсеньева и Феликса Трофимовича Михайлова. И, собственно говоря, эта «тройка» познакомила меня с Василием Васильевичем Давыдовым,

368

который, когда узнал, что я физик, предложил мне сделать программу по физике для школьников. Поэтому после распределения я получил запрос от Академии педагогических наук, после чего был направлен в Научно-исследовательский институт общей и педагогической психологии АПН СССР. Так я попал в лабораторию В. В. Давыдова и в сотрудничестве с ним стал с увлечением заниматься психологией.

В. Б. Ответили ли Вы себе на те вопросы, которые ставили перед тем, как прийти в эту область науки?

В. Р. Ну, во всяком случае, я могу так сказать: я совершенно не разочаровался, что пришел, в психологию. Я все это время занимался очень интересной исследовательской работой, связанной с изучением процессов мышления, формирования понятий у детей. С этим была связана моя кандидатская диссертация. А затем я перешел к проблемам групповой деятельности, группового мышления, связанного с процессами рефлексии, взаимопонимания, коммуникациями, которые определяют фактически прогнозирование человеком возможных способов действий. Для меня было ответом, что в совместной деятельности через ограничение действия других, появляются ситуации, когда человек фактически создает проект будущего действия или совершает открытия относительно своего собственного пути, собственной работы. И в этом смысле я получил ответ на свой вопрос. Хотя каждый новый ответ порождал больше вопросов, чем ответов. Сейчас я пришел к совершенно другим проблемам, анализ которых необходим для того, чтобы продолжать отвечать на собственные вопросы более углубленно, обращаясь к «вечным» вопросам, без которых невозможно понять, как устроен мир. Результатом этой работы было создание оригинального, на мой взгляд, очень интересного курса по естествознанию. Сейчас я сделал курс для маленьких детей, который называется «Мировидение», который прямо отвечает на вопрос, как должен видеть мир ребенок, чтобы совершать в нем открытия в области естественной природы. Это очень интересный курс, который построен на процессах воображения, фантазии. Этот

369

курс связан с групповыми коллективно-распределенными формами работы взрослых и детей.

Но на этом мои личные вопросы не оканчиваются. То, что относится к миру рассудка, как-то можно довести до какого-то предела объяснения. Но задаешь себе главный вопрос: «Лежит ли истина в области рассудочного доказательства?». И понимаешь, что ответ на этот вопрос связан уже с другими проблемами и областями, которыми я сейчас и пытаюсь заниматься...

Что касается моего профессионального занятия психологией, я считаю, что какую-то программу я реализовал.

Дело не в том, что я в чем-то сейчас разочарован, а даже наоборот, можно сказать, я очень счастлив, что оказался в психологии, а не в какой-либо другой науке. Я понимаю так, что если физики, создающие теории, занимались рефлексией своей собственной мысли, то если ты занимаешься тем, что еще и ставишь вопрос о том, как устроена эта рефлексия, я считаю, что это очень серьезное занятие для человека, который хочет знать, как все это существует и устроено.

В. Б. Виталий Владимирович, вот Вы рассказали, что сделали курсы по естествознанию и «Мировидению». Учитывая то, что основная тема данного номера нашего журнала, где будет опубликовано Ваше интервью, посвящена проблеме «Человек и среда обитания», хочется Вас спросить, представляет ли эта проблема для Вас интерес в Вашей исследовательской работе?

В. Р. Мы сейчас работаем с таким понятием, как «образовательная среда». В чем, так сказать, смысл этого понятия? Долгое время занимаясь своими прямыми исследованиями, связанными с формированием понятий у детей, я понял, что если мы отказываемся от любой формы передачи ребенку готового образца на подражание... (даже, например, теоретическую модель можно внести путем подражания, но это не решает вопроса, это все равно будет готовая модель, которую мы вкладываем в ребенка как определенный

370

готовый стереотип), и занимаемся ситуацией, когда ребенок сам должен понять, как это устроено, сам создать какой-то образ, породить для себя какую-то идею, то мы приходим к понятию «среда». Значит, что такое «среда»? Среда — это ситуация, когда ребенок сам (самостоятельно) создает себе образ в условиях взаимодействия с другими (взрослыми, детьми), которые составляют его окружение.

Так вот среда — это когда ребенок создает средство, при котором он этот образ создает сам.

Фактически общность — это есть важнейшая характеристика среды. Я думаю, что если говорить о человеке, среде его обитания, то практически психология должна превратиться в ближайшее время (и к этому все идет) в психологию общности, развития общности.

В связи с этим будет меняться и возрастная периодизация. К этому подходят сейчас многие ученые. Так что в нашем понимании образовательная среда — это такая общность, которая в связи со спецификой возраста характеризуется: а) взаимодействием ребенка со взрослыми и детьми; б) такими важнейшими процессами как взаимопонимание, коммуникация, рефлексия (то есть отношение к своему собственному опыту внутри данной общности); в) такой важнейшей характеристикой как историко-культурный компонент, который определяет, откуда это взялось, как оно «двигается» (ибо, может быть, этого никогда не было и, может быть мы монстра какого-то порождаем). Все это связано с порождением того средства, которое даст этой общности возможность принять этот образец как его собственный, то есть его создать.

Проблема создания, которая заставляет нас двигаться в совершенно другом пространстве, это для меня сейчас проблема творения.

Как сотворяет ребенок для себя Мир (не как заданный, не как данный, а как созданный)? Вот это для меня очень серьезный вопрос, на который я пока не имею ответа. Но я работаю в этом направлении. Поэтому понятие среды для меня имеет свою специфику: это есть такой мир деятельности, общения, жизни ребенка, при котором он создает мир.

371

Он не переписывает его, не отражает его, я бы сказал, не осуществляет его инструментально (то есть функционирует), а создает его как собственный мир. Где те средства создания мира, которые он берет? Как он их берет? Эти вопросы для меня очень важны в понятии «образовательная среда».

Если мы к этому будем относиться серьезно, мы тогда сможем поставить вопрос, что такое духовность ребенка. Потому что духовное возрождение, или духовное просвещение это не просто прочитать ребенку «Закон Божий», потому что тогда это будет просто новая для него система правил, как устав пожарной службы. А на самом деле это очень тонкая ситуация историко-культурного собственно социокультурного (данного) и перспективно-развивающего компонентов. Это фактически рост и развитие человека как человеческого существа со всеми вытекающими ограничениями.

Поэтому вопрос Ваш очень хороший. Для меня этот Ваш вопрос концентрируется в разработке понятия «образовательная среда». И кое-что мы здесь нарабатываем, в частности, в нашем этом курсе, о котором я говорю. Мы задаем детям систему символов, когда по определенным, скажем, законам жизни этих символов (например, музыкальный ряд, живописный ряд) изображается некоторое содержание того мира, который они видят. Это как бы миротворческая основа ребенка 5—6 лет, она становится основой этого мировидения. А потом появляется естествознание, то есть как то, что он видит естественным образом, становится знанием ребенка в этом мире.

Ну, например, ребенок научается творить и воссоздавать какие-нибудь искусственные существа (рыбы, скажем). Потом он узнает, что есть рыбы с конкретными характеристиками, которые так или иначе вписываются в этот ряд, и ребенок подбирает этим рыбам среду обитания. Для ребенка мировидение — это та среда обитания, для какого-то существа, которую он сам создает, самостоятельно.

В. Б. Интересно, а какую роль в этом творческом процессе создания ребенком образа играет его отношение к тому, что создается?

Адрес страницы: https://psychlib.ru/mgppu/ROs-1996/ROS-3671.htm